«На орбите» Васильевского. Как работает госпиталь в «Ленэкспо»
Давно никем не топтанные дорожки к павильонам выставочного комплекса «Ленэкспо» на Васильевском острове по краям заросли травой. Здесь пустынно и необычно тихо, как в городе, внезапно оставленном его жителями. Никто не подходит к берегу залива подышать морским воздухом и посмотреть на катера, снующие в акватории у Морского вокзала.
ФОТО пресс-службы Смольного
Но эта безлюдность обманчива. В двух павильонах комплекса – 5-м и 7-м, огороженных тонкой сеткой, находятся сотни человек. Здесь уже второй год с перерывами работает временный госпиталь для больных коронавирусом. Попадают сюда по скорой.
Меня тоже она привезла из другой больницы на долечивание. Я боялась этой перемены мест из-за досужих слухов: в «Ленэкспо», мол, не очень-то комфортно, и мой телефон даже в пути верещал: «Зачем согласилась?». Отвечала: «Хочу вылечиться». Но, когда меня поздним вечером на коляске ввезли в 5-й павильон, признаюсь, опешила: длинные ряды кроватей за небольшими перегородками. Отделения мужские и женские, каждое на двадцать коек. Все друг у друга на виду.
Но первое впечатление, как известно, обманчиво. Если не бродишь по коридору, ощущение многолюдности быстро проходит. Видишь только своих соседей, которые приветливы, но не навязчивы. Понятно, каждый сосредоточен на своем и стремится как можно скорее поправиться. Шумных разговоров нет. Для многих главный собеседник – телефон.
Мое 40-е отделение угловое, как и место, что весьма удобно. Кровати везде новые, белье ослепительно-белое и тоже новое. Есть тумбочка, лампа, розетка и кнопка вызова медсестры, которая приходит мгновенно. К каждой кровати подведен кислород, которым могут воспользоваться по решению врача те, кому трудно дышать. Этот процесс называется оксигенотерапия.
В прежние годы, много раз бывая в этом павильоне на выставках, я никогда не рассматривала его потолок. Сейчас это стало моим чуть ли не основным занятием. Уходящие ввысь железные переплеты создавали видимость космической станции, какой она порой представлялась фантастам. В такой кубатуре было много воздуха и абсолютно не верилось, что за стенами комплекса жара за тридцать градусов. За все время излечения здесь я этого ни разу не ощутила.
Почувствовала другое: моя жизнь, как и всех, кто тут находится, важна тем, кто нас лечит. Все было профессионально и добросовестно, начиная с шести утра, когда приходили измерять температуру, ежедневных и неоднократных подходов врача и кончая уколами перед сном. Я сожалела только об одном – моих добрых, вежливых врачевателей. мне было не разглядеть. Они были буквально в космическом одеянии – скафандрах, респираторах, лица закрывали очки и защитные щитки. У врачей в отличие от медсестер через плечо были надеты небольшие сумочки с цветным ремешком.
Несмотря на все меры защиты, медики, работающие в красной зоне, тоже заболевают. Моя соседка оказалась медсестрой этого же отделения. Я видела, как временами ей было тяжко, но она помогала всем. А надо мной так и вообще взяла шефство.
Питание в этом госпитале – тема особая. Оно едва ли не ресторанное. Очень вкусное, разнообразное – с соками, йогуртами и фруктами, герметично упакованное. Каждый раз, с нетерпением ожидая обеда, я пыталась расслышать звук едущей тележки: везут или не везут? Но она появлялась неожиданно, и через минуту все мы, двадцать человек, оказывались с соблазнительно пахнущими контейнерами в руках.
Когда я стала увереннее ходить, конечной точкой маршрута по отделению выбрала двери (ими не пользовались), за стеклами которых плескался залив и зеленела узкая полоска газона. Однажды, опустив голову, увидела у самого косяка тонкий стебель с розовым цветком, похожим на флокс. Как он оказался здесь и выжил среди каменных плит? Не это ли знак нам, тем, для которых на данный момент нет выхода, – ни при каких обстоятельствах не терять надежды.
Каждый, кому сообщали об отрицательном анализе на ковид, встречал это известие радостной улыбкой, а то и аплодисментами. На девятый день нахождения в госпитале уже аплодировала я, не только хорошей новости, но и тем, кто меня лечил. Благодарю всех. Особо врача Марину Игоревну Фабрикову и Госпиталь для ветеранов войн, который организовал в «Ленэкспо» свой временный стационар.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 150 (6988) от 16.08.2021 под заголовком ««На орбите» Васильевского».
В красной зоне Ленэкспо. Всё о том, как ковидный стационар выглядит изнутри
М. Нуждин ― Всем добрый день! Я – Марк Нуждин. Мы сейчас находимся в седьмом павильоне временного госпиталя «Ленэкспо». Напротив меня начальник Госпиталя для ветеранов войн Максим Кабанов. Максим Юрьевич, добрый день! Раз госпиталь курирует «Ленэкспо», то как я понимаю, вы – начальник и этого госпиталя?
М. Кабанов ― Нет, «Ленэкспо» является структурным подразделением. Это временный инфекционный госпиталь, который был развернут в начале пандемии и доразвертывается сейчас как резервный фонд коек города Санкт-Петербурга пациентов с новой коронавирусной инфекцией. Госпиталь ветеранов войн – это единое структурное подразделение, куда входит временный инфекционный госпиталь «Ленэкспо».
М. Нуждин ― Максим Юрьевич, мы сейчас посмотрели как идут дела в двух павильонах, и перед тем как я буду вас спрашивать о том, что мы увидели, скажите а какие проблемы видите вы? Какие проблемы сейчас стоят перед госпиталем? Какие сложности? С чем приходится бороться?
М. Кабанов ― В настоящее время проблем я вообще не вижу. Проблема лишь в том, что у нас пока не снижается заболеваемость, в городе Санкт-Петербурге и приходится работать в напряженном режиме. Например, за истекшие сутки на все структурные подразделения города, которые развернуты под прием пациентов с новой коронавирусной инфекцией, поступило 175 человек. Не люблю таких чётких цифр, но сто семьдесят пять! Основная площадка, наибольшее количество пациентов приняла – это на Народной 22 корпус 2, там 92 пациента, я могу вам показать утреннюю сводку. Каждое утро мы делимся сводками по стационарам, и утром мне идет отчет по дежурству. И, чтобы не быть голословным…
М. Нуждин ― Вот как раз число госпитализаций!
М. Кабанов ― Вот сегодня… Вот основная площадка… Поступило 108 человек… Вернее, доставлено 119 человек, по скорой поступило 108, переводов из не ковидных стационаров, из тех, где оказывают помощь пациентам без ковида, и где периодически появляются и пациенты с ковидом и выявляется ковидная пневмания и они переводятся, и вот – переведено 10 человек. И получается, что поступило 119 человек. И еще один человек был переведен с нашей площадки. У нас одна плодащка – это Старорусская, 3, Центр лечения жителей блокадного Ленинграда, сейчас он работает как нековидный госпиталь и оказывает помощь пациентом пожилого и старческого возраста, делая акцент на жителях блокадного Ленинграда. Несмотря на ковидную историю, другие болезни тоже обостряются и мы готовы их принимать в плановом порядке. Их направляет поликлиника с пцр-отрицательным мазком. Но мы страхуемся, у нас там есть обсерватор. Сначала мы кладем пациента в обсерватор и в течение трех дней берем еще один мазок, и если он тоже отрицательный, то пациент идет для дальнейшего лечения в отделение. Слава богу, пациенты это понимают, и их родственники понимают, что это необходимо.
Вот, «Ленэкспо», пятый павильон. Состоит на утро 269 человек. Тяжелых – 15, это реанимация. Сектор реанимация – это тяжелые пациенты. Легкие и средне тяжелые не лежат в реанимации. Средне тяжелые – это все остальные. Легких пациентов там нет, все легкие концентрируются в седьмом павильоне. На утро на искусственной вентиляции легких – 2, в отличие от сейчас, изменилось число.
М. Нуждин ― Сейчас уже три!
М. Кабанов ― Свободных – 13, это искусственная вентиляция легких инвазивная, это дезинтубированные. А вот, неинвазивные – 4. Свободно – 11. Доставлено – 26. По скорой – 21. Из не ковидного стационара – 1. Из седьмого павильона переведено 4 человека, это если происходит ухудшение, то мы переводим их в пятый павильон, то есть они стали средне тяжелыми и мы перевозим их на автомобиле, естественно в сопровождении врача. Здесь дежурит транспорт Госпиталя ветеранов войн. Слава богу между корпусами всего 300 метров. И в седьмом павильоне на утро – 283 человека, легкой степени – все 283. За сутки по скорой доставлено 141 человек (по скорой – 40 и перевод из не ковидного стационара – 1). Вот такая статистика на утро.
М. Нуждин ― Получается, что на тысячу мест в седьмом павильоне – три четверти, это пока резерв?
М. Кабанов ― Да, в седьмом корпусе сконцентрированы те пациенты, которые не могут лечиться в домашних условиях. Например, дома есть пожилые родственники, дети или беременные женщины, и нет возможности самоизоляции, коммунальная квартира. Они лечатся здесь. Плюс, сюда переводят пациентов, когда мы понимаем, что пациента можно выписать, но пока приходит отрицательный мазок пцр, один в стационаре города, а нам нужны койко-места для тяжелых пациентов и пациентов средней тяжести. И соответственно такие пациенты могут переводиться к нам в седьмой павильон, и по скорой сюда привозят пациентов, которые не могут самоизолироваться.
М. Нуждин ― Есть цифра, что резерв ковидных мест в больницах Петербурга – всего 4%.
М. Кабанов ― Я бы на этой цифре не акцентировал бы внимания, потому что в нее не вошли резервные койко-места «Ленэкспо». Сейчас здесь заканчивается установка кислородных станций, вернее не заканчивается… Здесь проведена система в оставшихся павильонах, а их здесь четыре, а это еще полторы тысячи койко-мест, и везде проведена кислородная разводка. Это медная трубочка, которая разведена по всем павильонам и подведена к каждой палате. 18-19-го числа мы ждем поставку кислородных емкостей (это будут десятитонные кислородные емкости), чтобы организовать здесь еще одну кислородную станцию для подачи кислорода в эти павильоны. И тогда эти павильоны будут полноценным временным госпиталем для оказания помощи пациентам средним и тяжелым пациентам.
В пятом павильоне у нас стоят две пятитонных емкости, и мы подаем жидкий кислород. Уже была программа и я говорил, что Госпиталь ветеранов войн – это первое учреждение, где применяют жидкий кислород для подачи пациентам. Полторы тысячи коек запустятся ориентировочно к 24-25-му, короче – к концу декабря они однозначно будут готовы к запуску. Дай бог, они не понадобятся. Но это будет дополнительный коечный фонд.
М. Нуждин ― И эти полторы тысячи коек смогут принимать и средних и тяжелых пациентов?
М. Кабанов ― Да, но мы еще ждём и открытия нового корпуса на основной площадке госпиталя, того, который был построен в течение пяти месяцев. Это капитальное строительство, новый корпус на 402 койки, которые смогут принять новых пациентов с новой коронавирусной инфекцией. Там к каждой койке подведен кислород, там есть реанимация, там есть высокотехнологичное оборудование для оказания всех видов медицинской помощи, если она необходима. Вот ещё, пожалуйста, коечный фонд.
М. Нуждин ― Сколько там ещё коек?
М. Кабанов ― В мирное время – 305 (если нет инфекции), а сейчас это будет инфекционный лечебно-диагностический корпус Госпиталя ветеранов войн, то это 402 койки. 24-го будет открытие. Мы ждем открытие этого корпуса. Первый пациент появится там по мере необходимости.
М. Нуждин ― Вы все время говорите о расширении коечного фонда. А где вы берете дополнительных медиков?
М. Кабанов ― Мы не берем дополнительных медиков, из того медперсонала, который у нас работает, и имею в виду врачей, которые имеют высшее медицинской образование и работающих в стационарах. Сейчас мы работаем со своим персоналом, но сейчас нам пришлось расшириться, потому что в «мирное» время – это 1479 коек, у нас три структурных подразделения в «мирное» время, это Народная 22 корпус 2 – это основная площадка госпиталя на 927 коек, и два подразделения меньшего коечного фонда, соответственно это Центр реабилитации на Елизарова, который в настоящее время законсервирован, потому что это плановая реабилитационная помощь после острого нарушения мозгового кровообращения с наличием реабилитационным потенциалом после эндопротезирования крупных суставов, после открытых плановых операций на сердце, в большей степени плановых операций. Соответственно сейчас это помощь тоже востребована, но не столь необходима как оказание помощи пациентам с новой коронавирусной инфекцией. У нас есть стационары, которые оказывают реабилитационную помощь. Количество пациентов, нуждающихся в реабилитационной помощи уменьшилось по причине высокого риска заражения. После острого нарушения мозгового кровообращения есть пациенты и после планового эндопротезирования крупных суставов, сейчас практически такой помощи нет в Санкт-Петербурге, кроме института Вредена, они такую помощь оказывают и у них есть своя реабилитационная площадка и больница № 40 имеет хорошее и очень сильное реабилитационное подразделение.
И поэтому наше реабилитационное подразделение сейчас законсервировано, а персонал работает в полном составе на площадке «Ленэкспо». Часть персонала со Старорусской, там где в «мирное» время 276 коек, а сейчас там работает 120 коек и часть персонала тоже перешла в «Ленэкспо». И с основной площадки госпиталя, учитывая, что мы там не оказываем все те виды медицинской помощи, которую оказываем в обычное время, тоже часть персонала работает в «Ленэкспо».
М. Нуждин ― Фактически, врачи вместо одних площадок, работают на других?
М. Кабанов ― За счет перемещения персонала и за счет консервации структурных подразделений. И нам помогают высшие учебные заведения Санкт-Петербурга. Нам прислали… Это и врачи стажеры, и клинические ординаторы, которые уже имеют диплом, но проходят клиническую ординатуру по какой-то специальности. Она у нас работают врачами-стажерами не самостоятельно, а с наставником со стороны госпиталя. Они оказывают нам серьезнейшую поддержку, например в написании истории болезней или в ведении клинической документации, и в общении с пациентом. К нам из колледжей пришли медицинские сестры, из выпускных курсов колледжей. И сразу сделаю акцент, что студенты выпускных курсов вузов – это еще не врачи и они у нас работают медицинскими сестрами, и медицинскими братьями. И они работают под руководством наставников. Они раскладывают препараты, занимаются установкой инвазионных систем, инъекциями и другими назначениями врачей. А младшие курсы работают санитарами. Предвижу ваш вопрос, весь этот медицинский персонал, также как и медики госпиталя, работающие в красной зоне, получают все стимулирующие надбавки. Это не стимулирующая надбавка получается, а ФСС (Фонд социального страхования – ред.) в ноябре-декабре и дальше, выплата перешла в структуру ФСС, это страховая надбавка за пребывание медиков в красной зоне по табелю расчасовки, что они там пробудут. Они сейчас такой же наш персонал, хоть и временный.
М. Нуждин ― А есть ли сейчас проблемы со средствами защиты? А еще я обратил внимание, что все костюмы и респираторы сейчас вы утилизируете. А что-то из этого можно использовать несколько раз?
М. Кабанов ― Да, есть многоразовые средства индивидуальной защиты. Сейчас мы ими не пользуемся. Когда все только началось, то мы их закупали и в строительных магазинах, и прочая, прочая. С первой поставкой быстро решился вопрос о выделении средств из федерального фонда закупок. Первую партию госпиталь централизованно на миллиард 29 миллионов закупал средства индивидуальной защиты для лечебно-профилактических учреждений Санкт-Петербурга, поликлиник, подведомственных Комитету по здравоохранению и станций скорой помощи. Это было 500 тысяч единиц сизов. Это первые средства индивидуальной защиты, которые поступили в город. И потом произошло несколько таких-же централизованных закупок в разные стационары города.
У нас есть резерв средств индивидуальной защиты на три месяца вперед. И мы его постоянно пополняем. Мы понимаем, что эта история не закончится завтра, и продлится как минимум до лета. А дальше видно будет. А пока запас средств индивидуальной защиты постоянно пополняется.
М. Нуждин ― В связи с той, первой закупкой, вы упоминали, что Федеральная антимонопольная служба прекратила дело?
М. Кабанов ― Слава богу, к нам не было предъявлено никаких претензий. При полном разборе этой закупки, у нас было четыре в Федеральную антимонопольную службу, где проводились слушания, и в конце концов мы получили постановление, что мы сделали всё правильно. И это выводит нас в рамки честных людей.
М. Нуждин ― Но главный вопрос был к тому, кто порекомендовал этого перекупщика! То есть не производителя, а посредника.
М. Кабанов ― Вы имеете в виду поставщика? Так ни к кому нет вопросов! В любом случае компания «Ред стар» сделала то, что она сделала, то есть закупила и поставила. А поставив последнюю партию на две неделе позже, они заплатили штрафные пени Санкт-Петербургу, миллион триста тысяч. На костюмы, которые пришли сюда, были проверены все документы, все спецификации и у ФАС никаких замечаний не было.
М. Нуждин ― Но сотрудничество с этой фирмой сейчас прекратилось?
М. Кабанов ― Сотрудничество с ней прекратилось потому что есть какая-то обострённость в том, что они привозят, но в перечне тех компаний, которые предлагаются по закупке чего-либо, в том числе и средств индивидуальной защиты, в том числе и компания «Ред стар». Это официальная компания.
М. Нуждин ― А я читал, что Госпиталь ветеранов войн в том числе продолжает покупать средства защиты не у производителей, а у перекупщиков.
М.Кабанов ― Это неправильная постановка вопроса. Мы не имеем права, ни Госпиталь ветеранов войн, ни вообще лечебно-профилактические не имеют права покупать то, что производитель не имеет права продавать напрямую что угодно, будь то оборудование или средства индивидуальной защиты, хоть какой-то расходник. Для этого существуют компании дистрибьютеры, которые являются поставщиками того, что я перечислил, если или чего-то, что я не перечислил.
М. Нуждин ― А кто присваивает этим компаниям статус поставщика?
М. Кабанов ― Это вопросы больше экономические и финансовые. У нас есть Комитет по промышленности, есть Комитет госсзаказа, и представители этих комитетов могут более подробно ответить вам на эти вопросы. Я могу лишь ответь как у нас производятся эти закупки. В любом случае у нас все закупки контролируются Госзаказом и Комитетом финансов. Однозначно. И, само собой, Комитетом здравоохранения. При Комитете здравоохранения есть дирекция госзакупок, через которую проходят предложения по поставщикам. Они могут нам рекомендовать поставщика, мы делаем мониторинг цен того, чего предлагают и выбирается тот поставщик, у кого наименьшая цена. Это аукционная тема. И, естественно по качеству и квалификации того товара или той услуги, которую предлагают. Это серьезный процесс.
М. Нуждин ― Получается, что вы не сами выбираете поставщика, а вы выбираете его из того списка, который для вас готовят Комитет по здравоохранению, Комитет по промышленности, Комитет финансов. А как это происходит?
М. Кабанов ― Мы выбираем поставщика из того перечня поставщиков, которые есть на рынке, которые поставляют продукцию, по Федеральному закону № 44, и если это происходит в «мирное время» — то это одна тема, потому что там проходят конкурсные процедуры, процедуры аукциона, где идет аукцион на снижение или повышение цены в зависимости от того, что учреждение закупает. А сейчас есть пункт 9 того же ФЗ 44 и есть постановление правительства, которое в связи с пандемией разрешает закупать у единого поставщика. Но в любом случае мы не можем выбрать поставщика, которого мы хотим просто так, как изначально предъявлялась претензия по «Ред стару».
Мы можем даже выбрать единого поставщика, но мы должны сделать мониторинг цен продукции и этот поставщик должен иметь цену, реально меньшую, чем у других. И это будет проверено дирекцией по закупкам Комитета по здравоохранению и Комитета о госзаказам, и Комитетом финансов, через который проходят финансы. Если это централизованная или какая-то субсидийная закупка, то, например, мы не можем закупить оборудование, не пройдя медико-технической комиссии Комитета по здравоохранению, который определяет нужен ли нам этот аппарат или не нужен.
М. Нуждин ― А кто у вас здесь готовит еду?
М. Кабанов ― Ресторан «Ленэкспо», который был выбран как единый поставщик, и предложения по цене были нормальные.
М. Нуждин ― Он здесь же изначально и находился?
М. Кабанов ― Да. Изначально мы рассматривали варианты закупки еды и доставки ее нам «Аэрофлотом», и РЖД. У них был опыт работы с ланч-боксами. Но по цене, которая была нам предложена «Карамелькой», которая является нашим поставщиком, которая готовит здесь пищу и доставляет ее нашим пациентам, она предложила оптимальную цену. И самое главное – логистика. Еда всегда горячая, естественно, она в ланч-боксах, они развозятся, а потом сразу после приема пищи утилизируются, учитывая то, что здесь опасная инфекция. И утилизация ланч-боксов происходит так же, как утилизация мед изделий, контактирующими с пациентами с особо опасной инфекцией.
М. Нуждин ― Здесь, как говорится, на самом интересном месте, мы делаем перерыв на новости.
М. Нуждин ― Продолжаем разговор о том, что сейчас происходит в «Ленэкспо». Поначалу многие пациенты жаловались на изоляцию здесь. Сейчас, если человек сюда попадает, то у него есть телефон, и он может и позвонить, и написать родственникам, поговорить с ними, попросить о чем-то. А если телефона нет, как он может выйти на связь?
М. Кабанов ― Весной как для врачей, так и для пациентов было несколько необычно быть во временном инфекционном госпитале, расположенном на таких больших площадях с отсутствием палат. Такая практика была скажем пионерской, и была необычной и для врачей и для пациентов. Нет, мы не впали в панику, но мы должны были организовать работу сообразно тем условиям, в которые мы попали без нарушения качества оказания медицинской помощи пациентам. Мы сделали это быстро. Зашли сюда 1 мая, с 1 по 9 мая – великие праздники. Мы понимали, что в этот праздничный период работа напряженная и это связано не только с оказанием медицинской помощи, но еще и с праздничным настроением пациентов. А здесь, я делаю акцент – в седьмом павильоне, мы лечили, и тогда и сейчас лечим, легких пациентов, то есть тех, большая часть которых не имеет клиническом симптоматики ковида – высокой температуры, одышки и дыхательной недостаточности, и выраженной интоксикации. Пациенты чувствуют себя достаточно здоровыми.
Тогда не было еще понимания насколько коварна и опасна эта ковидная инфекция. Мы только видели по телевизору, что умирает большое количество людей в Китае, в Италии, в Испании. Мы видели по телевизору какие там создаются временные инфекционные госпитали – кровати на стадионах, и люди радовались, что они попали на эти кровати, тому что хоть какая-то медицинская помощь им оказывается. А здесь был сделан нормальный временный госпиталь с разделением. У нас был единственный инфекционны стационар – больница Боткина, где всё было сделано правильно. Потом, когда мы перепрофилировали другие медицинские учреждения, то мы уже самостоятельно там делали под контролем Роспотребнадзора делали шлюзы, делали зеленые (чистые) зоны и красные зоны, зоны для лечения пациентов, там, где присутствует инфекция, то здесь изначально всё было сделано правильно как в инфекционном стационаре, и зеленые зоны, где находится персонал, и где он может отдыхать и принимать пищу, здесь и складские помещения. И красная зона, где мы оказываем помощь пациентам. Чтобы попасть в красную зону нужно пройти санпропускник, сегодня мы в нем были, шлюз, где проходится санобработка специальным физраствором, переодевшись перед этим в средства индивидуальной защиты в раздевалке и в красную зону вы уже попадаете в средствах индивидуальной защиты и вы уже более-менее защищены.
Пациенты, попав в первый раз, не понимают страшные осложнения и коварство заболевания, и чувствуя себя хорошо, да и это еще и люди из разных социальных групп, например за первую волну было очень много иностранцев. Было вылечено 596 иностранцев. А всего в седьмом павильоне «Ленэкспо» было пролечено 1609 человек, то есть иностранцев – одна треть.
М. Нуждин ― Иностранцев, вы имеете в виду не туристов?
М. Кабанов ― Нет, тех людей, которые не могли уехать из Санкт-Петербурга. Если я вам покажу список, то вы удивитесь! Бахрейн, Эмираты, Филиппины, Вьетнам, Индия, Шри Ланка, Бельгия, Германия, Мексика! И кончено наши ребята, которые здесь что-то строили: Таджикистан, Узбекистан, Азербайджан, Армения. Был полный интернационал! Но если представитель Германии был один, то представителей Индии было двадцать! А учитывая, что был языковый барьер, мы разговаривали с ними через переводчика, то есть через программу «переводчик», потому что многие из них не знают ни английского языка, и говорят только на своем языке, да еще и на каком-то диалекте, то они конечно концентрировались по группам. И кто-то изначально не хотел есть свинину, которая подавалась в еде. Со временем выровнялось и эта ситуация, мы старались готовить интернациональные блюда.
И вот лежит здоровый человек, окружен красивыми женщинами – медперсоналом, врачами, медсестрами. Он чувствует себя здоровым и не понимает, зачем он тут лежит. Но выйти он не может, потому что он заразен для окружающих. И при этом праздничный период – 1-9 мая. И поэтому по периметру стоит Росгвардия, чтобы к ним не пришли родственники и не принесли им что-нибудь алкогольное. Мы привыкли праздновать, и это нормально! И в том числе и наркотики. Росгвардия не заходит внутрь стационара, они только охраняют периметр. Сначала это напрягало, колючая проволока и вооруженные люди по периметру. Но это в первую очередь для охраны персонала, и для охраны самих же пациентов, находившимся внутри стационара.
М. Нуждин ― А как больным попадают внутрь передачи?
М. Кабанов ― С 1 по 9 мая мы не передавали передачи, я это делал принципиально и получил за это в сми, за то, что ограничивал свободу. Но мы боялись, и это произошло, когда с бутылкой кока-колы был передан коньяк. Представляете, когда человек начинает себя неадекватно вести на такой площади, его надо успокоить. При этом когда чоп, одетый в средства индивидуальной защиты заходит внутрь, он не имеет права применять силу к пациенту, только ограничивать. И у нас есть изолятор, куда можно поместить буйного. И на тот момент мы не имели и ковидных психиатрических стационаров, в первое время, сейчас мы можем ковидного пациента перевести в психиатрический стационар для стабилизации и для решения вопроса. И милиция не могла забрать этого пациента, потому что он заразен. Представляете, в каких условиях мы работали?
Я вам специально показал наблюдения чоповца, который сидит в зеленой зоне. В смену дежурят восемь представителей чопа. У него на мониторах информация с видеокамер, он неотступно следит за тем, что происходит в павильонах.
Но самая большая трудность для нас, для персонала, были те непонятные статьи в сми, который выходили о нас и непонятные эмоциональные всплески некоторых муниципальных депутатов, которые вместо того, чтобы посетить «Ленэкспо» и посмотреть, что здесь происходит на самом деле, в Вконтакте выкладывали свои реплики и фотографии, свои посты и прочее…
М. Нуждин ― Вы, наверное, депутата Вавилину имеете в виду?
М. Кабанов ― Нелли Юрьевну Вавилину, безусловно! Хотелось бы, чтобы муниципальные депутаты не критиковали, не увидев… Да, были жалобы. Сначала со стороны пациентов, потому что сначала пациент легкого течения попадает в непонятные условия, он контактирует с родственниками, если у него есть гаджеты… А если он поступил без телефона, он обращается к персоналу, а он обращается к родственникам… У нас есть колл-центр, куда могут позвонить родственники и узнать как дела. Да и телефон может перемещаться от пациента к пациенту.
И именно поначалу, было всем тяжело! И пациентам в этой обстановке, и медикам было тяжело. Одним из ваших вопросов был о кардиологической помощи. Мы все – не инфекционисты. Каждый работал по своей специальности. Неврологи, кардиологи, хирурги, онкологи, урологи и прочие. Но пришло время нас мобилизовать, чтобы мы все оказывали помощь пациентам с ковидом – новой коронавируской инфекцией. Мы прошил 36-часовые курсы на сайте Минздрава, каждый получил свидетельство о прохождении этих курсов.
М. Нуждин ― Курсы инфекционистов?
М. Кабанов ― Именно инфекционистов по борьбе с коронавирусной инфекцией. Инфекционных заболеваний море. Мы не лечим острые гепатиты, дизентерию, мы можем лечить только ковид. Мы все подготовленные врачи, с хоршим стажем работы по своим направлениям. Но здесь нас сконцентрировали знания именно ковида, а на момент начала этой истории этих знаний вообще было не очень много. Из хороших результатов, здесь ни одного летального случая не было. 1669 пациентов было пролечено на территории «Ленэкспо» в седьмом павильоне за первый период времени, а летальных случаев не было потому что вовремя наш персонал выявлял тяжелых пациентов и отправлял по короткому пути эвакуации либо в Покровскую больницу, либо в Госпиталь ветеранов войн, туда, где можно было оказать помощь тяжелым или средне тяжелым пациентам.
М. Нуждин ― А я в соцсетях видел, что все-таки один летальный случай якобы А все-таки был!
М. Кабанов ― А я говорю о том, что есть на самом деле. Господин Караулов вообще в своем первом интервью сказал, что здесь людей не кормят, и вывозят их отсюда в черных пакетах, что здесь только обозначили, что это стационар, а на самом деле… Вот, колючая проволока! Но это же не так! Вы сами это видели. Я никоим образом никого не осуждаю, но говорю, что прежде, чем что-то говорить, нужно убедиться в том, что это правда. А депутаты… Нас очень многие поддержали, особенно депутаты Законодательного собрания. И мы эту поддержку ощутил. Нас поддержал бизнес. Например, в первую волну персонал здесь кормил ресторан «Новая Голландия», совершенно бесплатно. Представители «Штолле» привозили сюда свои пироги из «Пирогового дворика». Помощи бизнеса была масса!
А что сделала госпожа Вавилина? Говорю открыто. Может кто-то из медперсонала знает, но я не знаю того, что она сделала для того, чтобы эта инфекция была побеждена, и чтобы поддержать персонал. А критики было много.
М. Нуждин ― Мы уклонились от пациентов. А как пациентам можно передачу передать?
М. Кабанов ― Очень легко. Сейчас в определенное время приносят передачи, вот оно как раз сейчас идет. Они подходят к охране, их запускают… Да, вот, посмотрите!
М. Нуждин ― Я выглядываю в окно и вижу тележку, которая стоит возле будки охраны. В корзине этой тележки лежат пакеты. И по одному, по двое, к ней подходят люди.
М. Кабанов ― На пакетах написаны фамилия, имя и отчество, и если знают – номер места. Потом, не через пропускники, а через большой шлюз, через который мы провозим крупные предметы, например воду, туда провозят и передачи, и персонал – санитарочки, развозят их по местам.
М. Нуждин ― Но вы продолжаете контролировать, чтобы случаев с коньяком не было?
М. Кабанов ― Мы сразу объявили – никаких жидкостей мы сюда не берем. Мы убедились, что питьевой воды у нас хватает. Это вода в кулерах. В среднем уходит на 300 человек в сутки 500 литров воды. Используются титаны с кипяченой водой, она всегда есть, пожалуйста! Дефицита нет, но мы просим наших пациентов сказать своим родственникам, чтобы жидкие напитки они не передавали. Например, чтобы передать соки, нужно иметь холодильник. Велик риск того, что эта продукция может испортиться. Зачем? Питание – четырехразовое, оно включает в себя и йогурты, и фрукты, и соки. Люди говорят, что наедаются так, что всё съесть не могут. И потом это утилизируется. Вот старшая медсестра все подтверждает. Вот вам и ответ на ваш вопрос!
В пятом павильоне, где реанимация, там лежат средние пациенты и тяжелые. Скажу по себе, когда болеешь, когда у тебя интоксикация, то тебе не то что разговаривать с кем-нибудь хочется, ты лежишь и думаешь только о вечном. И ты прекрасно оцениваешь труд медицинского работника, который помогает тебе выжить. А здесь, в седьмом павильоне, всё попроще. Но куда деть людей, которые не могут самоизолироваться!? Их в любом случае надо лечить, чтобы они выходили с отрицательным пцр и могли дальше жить в социумп, работать и учиться.
В первой волне сначала были информационные всплески, что тут пациенты из пни (психо-неврологический интернат – ред.) А у нас что? В психо-неврологических интернатах только психи лежат? Это я обращаюсь к тем, кто писал об этом в своих постах. Или это не люди? И им не надо оказывать медицинскую помощь? А на тот момент не было ковидных психиатрических стационаров. Клиника Скворцова-Степанова еще не развернулась на прием таких пациентов. И к нам обратились, чтобы мы взяли на себя один из психо-неврологическихов интернатов, там несколько человек нуждались в госпитализации. Мы выделили им отдельную ячейку и их контролировали. Они были в основном возрастные, молодых было двое или трое. Молодые, это люди с диагнозом детский церебральный паралич, и они волею родственников находились в психо-неврологическом интернате. Да, у них есть психические отклонения, но они не агрессивны по отношению к окружающим, и им надо было оказывать помощь.
Или возрастные пациенты, с возрастной деменцией, естественно, мы и им оказывали помощь. Потом, когда открылся филиал Скворцова-Степанова, куда мы могли переводить ковидных пациентов, мы их всех перевели туда. И теперь у нас таких пациентов нет. В первые две недели работы первой ковидной волны, да, у нас такие пациенты были.
М. Нуждин ― Я видел записи, как кто-то кричал, как тут стоял какой-то мужчина…
М. Кабанов ― Вы видели видео, как мужчина идет после того, как ему сделали инъекцию, и он видимо не успел поднять штаны и видны его ягодицы. Человеку в легкой степенью течения заболевания нужно чем-то заняться, ему видимо надо было снять это видео, выложить, запостить. Сейчас это модно. Вместо того, чтобы книжку почитать. Но мы никого не осуждаем. Выложил и выложил, что делать! И согласен, это наша недоработка, не уследили.
М. Нуждин ― Раз уж мы пошли по скандалам, давайте и строительные огрехи вспомним. Упавший потолок, вода в душевых кабинах.
М. Кабанов ― Также как и для нас, также как и для наших дорогих пациентов, и для строителей это был первый опыт. Пионерский опыт. Они в течение семи суток из площадки «Ленэкспо», выставочного павильон, временный инфекционный госпиталь. То, что вы сейчас увидели… Ничего не изменилось, кроме того… Вы видели душевые кабины, и там – занавески. По летней волне пациентов было максимально 600 человек. Было сделано 8 кабин и несколько санузлов для мужчин и для женщин, они были разделены по гендерному признаку. Есть люди, которые закрылись занавеской, помылись и ушли, и сухо. А другие, моются при открытых шторках, и вода попадала между душевыми кабинами. Наши санитары-уборщики, сразу же эту воду стягивали и делали, чтобы было сухо. Но в перерывах между этим кому-то надо было это сфотографировать и выложить! Что вот мол! Произошел засор! Вода не уходит! И прочее. А вы видели, что шторки везде есть.
Но, учитывая, что вода все-таки скапливалась, мы мониторили эту тему со строителями. Строители, надевая средства индивидуальной защиты, заходили в красную зону и устраняли эти недостатки. Но как это сделать, надо было придумано! И это было придумано. Мы же дома не штробим специальные стойки, не делаем углублений и не ставим насос, чтобы он откачивал воду. И это было сделано и сейчас все сухо.
М. Нуждин ― Канавки были сделаны.
М. Нуждин ― Еще по поводу вентиляции. А какая там сейчас температура?
М. Кабанов ― Средняя температура 22-24 градуса.
М. Нуждин ― А из чего она такая?
М. Кабанов ― Здесь вентиляция централизованная, она регулируемая. Но нет одинакового восприятия температуры. Особенно, когда у человека пневмония, в пятом павильоне. Когда есть пневмония, знобит. Особенно при высокой температуре. И не всегда температура окружающей среды воспринимается такой, какая она есть. Сейчас мы получили ничем не подтвержденную жалобу, что температура окружающей среды – примерно 14 градусов. У каждого поста висит термометр, который показывает температура окружающей среды. Шесть раз в сутки мы мониторируем, или даже каждые четыре часа. У нас ведется журнал мониторирования температуры внутри стационара, потому что мы находимся на Васильевском острове, то продуваемое место, залив. И в промежутке между этими волнами, когда мы консервировали седьмой павильон, то в этот промежуток времени строители занимались утеплением павильонов.
Пациент, лежащий в стационаре, может надеть на себя спортивный костюм или шорты, а персонал, который работает в средствах индивидуальной защиты, он не может их с себя снять. И нам реально жарко работать. Вы же сами прочувствовали, что этот костюм не вентилируемый, потому что он не должен пропускать жидкость, речь идет о передаче воздушно-капельным путем. Вот вам и весь сказ!
М. Нуждин ― И напоследок, понимаю, что вопрос не к вам, но скажите как практик, а когда все это закончится? Не эпидемия, а хотя бы эта история с «Ленэкспо»? Когда его можно будет закрыть как госпиталь?
М. Кабанов ― Я могу сказать только свою точку зрения, основываясь на том, что я читаю. Я очень верю в вакцинацию. Сейчас чем больше людей получит антител, тем больше людей не будет болеть. А как только поток заразившихся уменьшится, можно будет считать, что мы побороли эту инфекцию. Наверное, с течением времени, она станет такой же как грипп и орви, и другие коронавирусные инфекции, но пока она настолько коварна, зла и достаточно много новых пациентов поступает, что нельзя не иметь резерва. Мы молимся, чтобы нам коек, которые сейчас будут подготовлены, не понадобились бы. Пусть они так и будут резервными! Пусть!
И мое личное мнение, что всё это пойдет на спад, как только мы начнем вакцинироваться. Учитывая, что гамалеевская вакцина двухкратного применения, сначала одна инъекция, а на 22-е сутки – вторая, через некоторое время после которой в организме появляется титр антител. Считаем, проходит два месяца. Плюс, переболевшие люди, которые имеют титр антител. Наверное, это все-таки май.
М. Нуждин ― Большое спасибо, Максим Юрьевич! На этом мы заканчиваем наш разговор в седьмом павильоне временного госпиталя в «Ленэкспо». Всего хорошего вам! Спасибо за возможность посмотреть на все это хозяйство изнутри. Я – Марк Нуждин. В эфире «Эха» был директор Госпиталя для ветеранов войн Максим Кабанов.